The Spy Catcher
5-1 глава
Через несколько дней после того урока «по взлому», я отправился на мое первое настоящее дело.
«Опять «заваривается каша» вокруг дела о «третьем»!» - сказал Хью Уинтерборн. «МИ-6 ведет слежку за одним из своих офицеров – парнем по имени Филби. Они хотят, чтобы мы снабдили их микрофонами».
Я видел Кима Филби мельком, когда впервые приходил на Лекофилд Хаус в 1949 году. Я сидел в офисе Камминга и обсуждал с ним мою работу на Брандретта, когда Филби неожиданно просунул голову в дверь. И сразу же извинился за то, что побеспокоил нас.
«Ничего страшного, заходи, Ким», - сказал Камминг спонтанно, в его обычной манере. «У меня здесь один парень, тебе следует с ним познакомиться».
Камминг объяснил ему, что меня только что утвердили внештатным научным консультантом. Филби пожал тепло мне руку. Его лицо было испещрено морщинами, но внешне выглядел он довольно моложаво.
«Да ну», - сказал он. «В комитет Брандретта. Американцы, думаю, уже положили на него глаз».
Я проникся симпатией к Филби сразу же. В нем был шарм и стиль, и мы оба страдали от одного и того же недуга – хронического заикания. Его только назначили главой резидентуры МИ-6 в Вашингтоне, и он прощался с друзьями из МИ-5 и получал различные инструкции от них перед отъездом. Филби завел крепкие связи с сотрудниками МИ-5 во время войны – один из немногих офицеров МИ-6, кому удалось это сделать. Тогда этот визит казался простой вежливостью, типичной для Филби. Только позже обнаружилась настоящая тому подоплека. Филби расспросил меня о моих размышлениях касательно науки. И я объяснил, что Секретной службе нужно начать относиться к русским так, как ученый относится к своему научному предмету, так как любой феномен изучается посредством экспериментов.
«Чем больше экспериментируешь, тем больше узнаешь, даже если что-то пошло не так», — пояснил я.
«Ну а как насчет ресурсов?» — спросил Филби.
Я аргументировал, что война показала: ученые вполне могут помочь решить проблемы разведывательного характера и не обязательно нуждаясь в огромном количестве нового оборудования. Некоторые приборы нужны, конечно, но более важно использовать уже существующие, модифицировав их.
«Возьмите оперативные научные исследования», — сказал я, имея в виду первую противолодочную программу Военно-морского флота во время войны. «Она изменила ситуацию кардинальным образом. Но все, что мы — ученые — тогда сделали, так это использовали те устройства, что уже были у флота, но более эффективным способом».
Филби, казалось, был настроен немного скептически, но сказал, что он будет иметь в виду мои размышления, когда будет опрашивать американца о его мнении по этому же вопросу по приезде в Вашингтон».
«Увидимся, когда вернусь», — сказал он. «Посмотрим, как у тебя идут дела». Он снисходительно улыбнулся и ушел.
Через два года Берджесс и Маклин перешли в лагерь противника. Это произошло незадолго до того, когда Камминг упомянул о нашем общем «знакомом». Но к 1954 году я сам собрал достаточно обрывочных сведений от него и от Уинтерборна, чтобы понять, что Филби считали главным подозреваемым — «третьим» — который предостерег тех двух перебежчиков. В 1955 году МИ-6 с большой неохотой уволили его, хотя он ни в чем и не признался. 23 сентября 1955 года, через 3 недели после того, как я официально присоединился к МИ-5, долгожданный документ White Paper с делом Берджесса и Маклина был, наконец, опубликован. Пресса неистовствовала. Тогда уже имя Филби было известно на Fleet Street, и там ждали с нетерпением, что скоро дело будут слушать публично.
В октябре МИ-5 и МИ-6 были информированы, что дело «третьего», скорее всего, будет рассматриваться в Палате общин, когда она будет вновь созвана, и что министру иностранных дел (на тот момент – Г. Макмиллан) придется сделать заявление касательно ситуации с Филби. МИ-6 было приказано написать отчет по тому делу и вызвать Филби еще раз на допрос. Те, в свою очередь, попросили отдел А-2 МИ-5 предоставить им записывающие устройства для допроса.
Уинтерборн и я на такси примчались на конспиративную квартиру МИ-6 недалеко от Слоун-сквер, где Филби должен был встретиться со своими дознавателями. Комнату МИ-6 выбрали почти что без мебели – одинокая резная красного дерева софа да такие же стулья вокруг небольшого стола. Вдоль одной из стен стоял антикварный буфет, на нем – телефон.
Так как было важно получить самого высокого качества запись, мы решили использовать высококлассный ВВС микрофон. Речь с телефонного микрофона не очень хорошо читается, если только он не высокого класса. Мы подняли половицу у камина на той стороне, где будет сидеть Филби, и разместили под ней микрофон. Поставили усилитель, чтобы сигнал с микрофона можно было передать на телефонную пару, при помощи которой Министерство почт собиралось передать потом сигнал на Леконфилд-Хаус.
Шифровальный отдел был спрятан за дверью без опознавательных знаков на другом конце коридора напротив столовой для сотрудников МИ5, и туда имели доступ только имеющие соответствующую форму допуска офицеры. Рядом с дверью располагался звонок на переговорном устройстве с металлической решеткой. Хью Уинтерборн назвал себя, и автоматический замок двери с лязгом открылся. Прямо напротив входной двери была еще одна дверь, она вела в просторную квадратную комнату, в которой абсолютно все записи осуществляли сотрудники Министерства Почт. Когда материал был записан, Министерство Почт могло передать его шифровальщикам МИ5, хотя это было незаконно, ведь МИ5 запрещалось наблюдать за действиями Министерства Почт (но в отдельных случаях его все-таки контролировали, в частности, Уинтерборн или я, если там что-то вызывало трудности или что-то попадалось важное). Перехваты с телефонов записывались на диктофонные цилиндры, а с микрофонных решеток — на ацетатные граммофонные диски. Та самая комната была Вавилонской башней МИ5. Записи передавались женщинам, которые их шифровали в маленьких комнатушках, расположенных одна за другой вдоль центрального коридора.
* «Белая книга» = официальный государственный документ, представляется Палате Общин для ознакомления; там публикуются тексты по конкретным вопросам; названа по белой обложке.
** Fleet Street = улица, где находилось большинство крупнейших газет.
Отделом руководила некая Эвелина Грист – с железным характером женщина, которая работала в МИ-5 почти с самого его основания. И хранила фанатичную преданность Вернону Келлу, повторяя на каждом углу о тяжелом уроне, который Черчилль нанес службе, вынудив его уволиться в 1940 году. На ее взгляд, путь разведки с того самого момента покатился по наклонной.
Хью Уинтерборн организовал так, чтобы связь транслировалась в изолированную комнату, где на другом конце сидели мы и ждали, когда начнется допрос. На самом деле, назвать это допросом было нельзя, скорее пародия на допрос. Все напоминало обычное интервью МИ-6 при приеме рекрутов на работу. Филби вошел и был встречен очень дружелюбно тремя его бывшими коллегами, которые знали его давно и хорошо. Они слегка поговорили: сначала – о его коммунистическом прошлом, затем – о его карьере в МИ-6 и о дружбе с Гаем Берджессом. Филби заикался и запинался, и заявлял о своей невиновности. Но слушая их разговор на отдалении, неправда становилась очевидной. Всякий раз, когда Филби затруднялся ответить на тот или иной вопрос, один или другой из его оппонентов подводили его к приемлемому ответу.
«Ну ладно. Я полагаю, то-то и то-то может быть этому объяснением».
Филби с благодарностью соглашался, и интервью продолжалось. Когда «модель» допроса стала ясна, Уинтерборн привел Камминга. Тот вошел в офис с лицом чернее тучи. Послушав несколько минут, хлопнул себя по бедру и прошептал: «Черт побери, они же его выгораживают!» Он сразу же написал записку Грэхему Митчеллу, главе контрразведки МИ-5, давая в ней необычайно резкую оценку попытке МИ-6 «отмазать» бывшего сотрудника. Но она не возымела успеха. Днями позже Макмиллан выступил в Палате Общин с опровержением виновности Филби. Я понял впервые в жизни, что работаю в некоем Зазеркалье, где очевидная, но нелицеприятная правда отметается куда подальше. Такое повторялось время от времени в течение последующих 20 лет.
Интервью с Филби дало мне наглядный урок, как МИ-5 «блюдет» империю. Тот седьмой этаж был, фактически, лишь частью широкой сети спецобъектов. Наиболее важным из них была штаб-квартира подразделения специальных расследований Министерства Почт недалеко от собора Сент Полз. Там МИ-5 имела ряд комнат на первом этаже под началом майора Денмана – «старого хрена», но с хорошим чувством юмора. Денман руководил там ручным вскрытием писем и установкой устройств по прослушке телефонных разговоров – жучков, на основании полученных полномочий от Министерства Почт. Он также «крышевал» и «заправлял» лабораторией МИ-5 по технологическим новациям способов раскрытия преступлений в передаче секретных посланий. В каждом большом сортировочном почтовом отделении и обменном пункте страны имелась комната подразделения специального расследования под управлением Денмана с тем, чтобы устанавливать прослушивающие устройства и перехватывать почту. Позднее мы перенесли работу в лабораторию Министерства Почт, что размещалась в Мартлешам, графство Суффолк. И если вдруг письмо, открытое у Сент Полз, требовало дальнейшего изучения, то его пересылали с курьером на мотоцикле прямо в Суффолк.
В главном офисе Денмана по всей длине комнаты стояли ряды столов. На каждом столе обрабатывались почтовые адреса разного направления: лондонские письма — на одном, европейские — на другом, и за Железный занавес — на третьем. Около 20 почтовых служащих работали за этими столами, вскрывая конверты. На руках у них были одеты резиновые перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, рядом с каждым ярко светила лампа и бурлил кипятком чайник. Иногда применялись традиционные бамбуковые палочки — древнейшая техника, до сих пор одна из самых эффективных. Расщепленные бамбуковые палочки вставляли в щель конверта, уголок письма захватывали сверху и держали против яркого света. Проворачивая бамбук внутри конверта, письмо можно было закрутить в «ролл» и аккуратно вытащить.
Там, где письмо имело напечатанный адрес на конверте, его просто разрывали, а письмо клали в новый конверт, напечатав адрес. Но вплоть до окончания моей карьеры мы никак не могли, не выдав себя, открыть письма, запечатанные по краю клейкой лентой. В этих случаях МИ-5 нужно было принимать решение: открыть письмо, а затем уничтожить или отправить получателю в «потрошеном» виде. Педального управления фотоаппараты с микропленкой копировали вскрытую почту, и отпечатанные копии, как обычно, отсылались оперативным сотрудником, ответственным за перехват, в Канцелярию на хранение.
Денман страшно гордился одним письмом, которое он даже разместил в рамочке на дальней стене своего офиса. Оно было адресовано одному известному члену Коммунистической партии Великобритании, чью почту регулярно перехватывали. Когда письмо было открыто, технический сотрудник Министерства почт был до крайности удивлен, обнаружив в нем напечатанную на пишущей машинке записку, адресованную МИ-5, которая гласила: «Вниманию МИ-5, если вы отпариваете это письмо, чтобы вскрыть, вы — грязные мудаки». Денман отнес его к разряду «непристойная почта», что означало, он легально мог не пересылать его по указанному адресу.
Денман всегда очень скрупулёзно относился к своим обязанностям. Он был готов установить «прослушку» или узнать адрес без соответствующего на то ордера, только при строжайшем условии, что разрешение будет в ближайшее время получено. МИ-5 было, однако, разрешено затребовать образец любого проверенного письма без ордера. Мы могли написать всё что угодно на конверте, например: его происхождение, направление и дату отправки, задолго до того, как его вскроем. Но Денман и другие в Министерстве почт, кто знал об этих действиях, были напуганы одним лишь фактом, что роль Министерства в прослушивании и перлюстрации может быть каким-то образом раскрыта. Они не беспокоились так по поводу зарубежной почты, так как ее можно было задержать на день-два, не вызывая никаких подозрений. Но всегда сильно нервничали и торопились отправить внутреннюю почту получателю как можно скорее.
Ответственность за раздачу приказов лежала на плечах Заместителя Генерального Директора МИ5. И если офицеру нужен был жучок для прослушивания, ему приходилось писать короткий рапорт на имя DDG*, который затем давал «добро» на то или иное требование. Один раз в месяц министр внутренних дел изучал все заявки. Также как Министерство почт, также и Министерство внутренних дел были всегда чрезвычайно щепетильны в вопросах прослушивания, поэтому оно всегда жестко контролировалось.
Кроме здания у Сейнт Полз было еще одно здание на Доррис Хилл — довольно убогое строение в викторианском стиле на севере Лондона, где Министерство почт имело научно-исследовательский центр в 1950-х годах. Джон Тейлор руководил той небольшой экспериментальной лабораторией, работавшей на МИ5 и МИ6, в цокольном этаже того здания за дверью с надписью «Исследования по линии Подразделения специального расследования Министерства почт». Комнаты были темными и многолюдными, и совершенно не подходили для той работы, что совершалась внутри.
Когда я пришел в МИ-5, лаборатория Тейлора интенсивно трудилась, подготавливая операцию по Берлинскому туннелю. Совместная команда сотрудников МИ-6 и Центрального
= заместитель генерального директора
разведывательного управления (США) прорыла туннель под советским сектором Берлина в феврале 1955 года и там установила жучки на центральные коммуникационные кабели советского военного командования. Те самые устройства были сделаны никем иным, как «технарями» Министерства почт. Центральное разведывательное управление (США) и МИ-6 «тряслись» от исключительно большого объема материала, что «качали» из прорытого туннеля. Так много обнаруженных сведений секретного характера сами плыли в руки с Востока, что в них буквально «тонули по горло» те ресурсы (людские), способные ее шифровать и анализировать. МИ-6 открыл даже специальный шифровальный центр на Эрлз-Корт, где продолжали шифровать полученный материал до тех пор, пока не узнали — семь лет спустя, — что Джордж Блейк выдал тайну туннеля русским в самом начале операции. Были и технические проблемы тоже, которые Тейлор отчаянно пытался решить, одна из главных — это угроза короткого замыкания из-за попадания влаги в сеть.
Лаборатория Тейлора занималась также работой по созданию новой модификации специального устройства (Special Facilities) под названием CabMan*. Она была разработана с тем, чтобы управлять телефонной связью, даже не входя в помещение, воздействуя на нее при помощи мощного радиолуча. И это работало, но только на короткой дистанции.
Они также были в самом начале разработок детали MOP**. Эта МОР позволяла кабелю делать две работы параллельно – передавать пойманный сигнал и получать электроэнергию. Оно было на ранних стадиях разработок тогда, но обещало произвести революционный прорыв в деятельности МИ-6, заменив собой дополнительные соединительные провода, которые могли выдать любую секретную операцию с применением скрытого микрофона. Я потратил огромное количество времени в первые годы моей работы в МИ-5, составляя подробное техническое описание той самой MOP, которое впоследствии было успешно произведено на фабрике МИ-6 в Borehamwood.
Вскоре после интервью с Филби я начал искать способы совершенствования и модернизации работы седьмого этажа. Метод обработки материала шел по накатанной. Руководитель операции, отвечающий за прослушивание или микрофон, предоставлял в Шифровальный отдел от руки написанную короткую записку с детализацией секретного материала: что, по его мнению, нужно получить в процессе прослушивания. Затем сотрудники Шифровального отдела прослушивали разговоры, выискивая именно те куски, которые соответствуют тому, что указано в записке. Когда я только начал работать, все прослушанное обычно переносили на магнитную ленту на ацетилцеллюлозной основе, вместо магнитофонной пленки. Ацетатные ленты сканировались при помощи «dubbing» (дубляжа) на диск в разных местах, чтобы сделать выборку разговора. Если что-нибудь существенное было найдено, шифровальщики наносили мелом метку на том месте и далее работали от меток. Это было контрпродуктивной и времязатратной операцией, но более продвинутой, чем стандартный метод магнитофонной записи.
------------------------------------------------------------
* «Белая книга» = официальный государственный документ, представляется Палате Общин для ознакомления; там публикуются тексты по конкретным вопросам; названа по белой обложке.
* Fleet Street = улица, где находилось большинство крупнейших газет.
* CabMan = cable management module
* МОР = металл-оксид-полупроводник
Комментарии
Отправить комментарий