The Spy Catcher
4-2 глава
Во многом Лиддел был трагической фигурой. Одаренный и всеми уважаемый в Службе, он мог по праву претендовать на звание главного «архитектора» нашего интеллектуального превосходства в военное время. Но он не преуспел из-за неразборчивых дружеских связей. Пока я слушал кассету, создалось впечатление, что он будто бы разговаривал сам с собой в темной комнате, подбирая истории в подтверждение своей разрушенной карьеры.
Заодно я послушал и лекцию Дика Уайта о русской разведывательной службе. Она явно была записана на одном из семинаров для только что принятых молодых сотрудников, так как я мог слышать, как аудитория смеялась над его шуточками. Презентация Дика Уайта была больше в стиле преподавателя Оксбриджа*. Он имел прекрасный легкий язык, «сдабривал» речь каламбурами, эпиграммами и цитатами из русской литературы. Дик Уайт был отлично подкован в делах «Советов», ведь он занимал когда-то пост директора старой контрразведывательной секции В до того, как стал генеральным директором.
Он рассказывал с воодушевлением, как русские «помешаны» на секретности и что современное КГБ корнями уходит в царскую тайную полицию. Он был точен в анализе исторического значения КГБ для партии большевиков. Русская разведывательная служба гарантировала контроль партии над огромной и местами враждебной территорией страны.
Он объяснял и то, почему британская и русская разведслужбы неизбежно являются главными соперниками в «Большой игре». Скрытность и интеллект «восходят» к глубинам их истории, и обе разведки, он верил, «зиждутся» на осмотрительности и терпении, которые отражают их национальный характер. Он сравнивал их – больше к развлечению аудитории – с напористостью или, по большей части, с суетливостью «наших американских собратьев».
*Оксбридж = символ первоклассного образования, доступного лишь привилегированным слоям общества.
Однако Дик Уайт – несмотря на всю элегантность подачи материала – был, по сути, наивным человеком. Он верил в появившуюся тогда идею «сдерживания» Советского Союза и что МИ-5 играет ключевую роль в нейтрализации советской агентуры в Великобритании. Он много говорил о том, что мотивирует коммуниста, и ссылался на документы, найденные во время известного рейда ACROS, которые показали серьезность, с которой русская разведслужба пыталась сбросить Британское правительство. Он придавал огромное значение новой системе проверок, проводимых в текущее время в Уайтхолле, считая ее наилучшим средством выявления проникновения агентов русской разведслужбы в Правительство.
Он верил, что МИ-5 был в середине великих реформ, которые, в известном смысле, под его руководством и осуществлялись. Он ясно дал понять, что испытывает глубочайшее чувство гордости за Контору. Это чувство оставалось сильно в нем на протяжении всей его карьеры, даже после того, как он покинул МИ-5 и перешел в МИ-6. Кроме того, он был «командным игроком», всецело верил в сохранение моральных устоев организации, которой он руководил. И это делало его уважаемым всеми человеком и заставляло работать на него даже тогда, когда он бывал чересчур холодным, отстраненным и аскетическим.
Под конец моего обучения я ходил-бродил частенько по зданию в сопровождении Какни, а иногда вместе с Уинтерборном. Помещение было «под завязку» переполнено народом, сотрудники ютились по 4 человека в одной комнате. Я же «наслаждался» своим собственным офисом – больше похожим на шкаф для веников – зато рядом с Хью Уинтерборном на 5 этаже. Ситуация с помещением была причиной давнишней антипатии между МИ-5 и МИ-6. В конце войны вынашивались планы построить совместную штаб-квартиру, чтобы разместить там обе службы. Был приобретен даже участок земли под новое здание на Хорсферри Роад. Но многие годы рабочие группы обеих служб спорили о том, как делить помещение под офисы. И однажды где-то кому-то кто-то из МИ-5 брякнул, что, мол, нельзя больше доверять МИ-6 из-за Кима Филби. Итак, ситуация осталась не разрешенной вплоть до 1960-х годов, когда МИ-6 съехала, наконец, на другой берег Темзы в собственное здание под названием Century House.
В каком-то смысле нерешенный вопрос с размещением офисов был показателем неспособности Уайтхолла до конца понять родственность ролей МИ-5 и МИ-6. Пока, наконец, в самом конце 1970-х годов МИ-5 не заставило Казначейство финансировать переезд в постоянную, специально построенную для него штаб-квартиру на Керзон-Хаус. До той поры эта давняя проблема «скученности» решалась не раз краткосрочной арендой зданий. Сначала на Корк-стрит, где в 1950 году размещалась «вечно жужжащая империя» отдела С. Потом в 1960-х годах контрразведка работала в здании на Мальборо-стрит. И всем приходилось прокладывать себе путь мимо многочисленных ресторанов, ночных клубов, стриптиза, казино; пробираться через палатки с цветами и овощами «с душком» на рынке района Сохо, чтобы добраться, наконец, до наших документов под грифом «Top Secret». Определенно, тогда выбор здания основывался на принципе «то, что было», а не «то, что надо и где надо».
В 1950-х годах МИ-5 казалась покрытой густым слоем пыли, что копилась годами, начиная уже с военного времени. Контора походила тогда больше на затрапезную мисс Хэвишем, героиню романа Диккенса «Большие надежды», брошенную у алтаря женихом. Добившись расположения интеллектуальной элиты во время войны, она была брошена ими в 1945-м. Они ушли за новыми устремлениями в мир за ее стенами, покинули МИ-5, «оставив ее в темных комнатах одну с воспоминаниями о том, что и как было бы», и лишь изредка контактировали с еще оставшимися в Уайтхолле.
Обстановка напомнила мне начальную общеобразовательную школу. К директорам относились со смешанным чувством почтения и поклонения, как ученики к своим школьным учителям, а к руководителям отделов – как к старшим школьным товарищам. Лишь генеральный директор и заместитель генерального директора были единственными, к кому обращались не иначе как «сэр», ну а между собой общались, называя друг друга преимущественно по именам. В среде МИ-5 «выросли» и «расцвели» экзотические и любопытные индивиды – мужчины и женщины – до такой степени преданные «Большой игре» в разведку, что возродили из убогости и сделали работу там бесконечно увлекательной.
По первому впечатлению жизнь представляла собой смесь новизны и старомодности. Каждый год Контора практически закрывалась на время соревнований по крикету The Lord’s Test Match. Там, на стадионе, МИ-5 имела неофициальную «точку» в таверне The Lord’s Tavern. Каждое утро старшие офицеры, почти все без исключения, проводили первые полчаса рабочего дня за решением кроссвордов в газете The Times. Скремблированные телефоны, обычно приглушенно «жужжащие» по большей части секретами особой важности в Западном мире, теперь пересылали одно за другим причудливые, кодированные сообщения из офиса в офис.
К примеру: «мой левый крестец причиняет мне неудобства» означало «не могу понять, черт возьми, что значит семерка снизу по левую руку в углу». Или «моя грудь пуста» означало «черт, что такое двенадцать по горизонтали в середине?» Кортни Янг, который руководил отделом D-1 — контрразведкой за Советами, в 1950-е годы был бесспорным королем по кроссвордам в Службе безопасности. Он постоянно увещевал всех, что слишком легко решать кроссворды с карандашом в руке. И утверждал, что лучше делать это в уме вместо того. В течение года я наблюдал, как он практикуется, пока, наконец, не устоял перед искушением. Я бросил ему вызов, после чего он незамедлительно вписал ответы на все вопросы почти без обдумывания. И мне пришлось каждый вечер в течение целой недели угощать выпивкой в местном пабе до безумия счастливого Кортни.
Самым «уязвимым местом» МИ-5, несомненно, была его Канцелярия, что занимала весь первый этаж на Леконфилд Хаус. Во время войны Канцелярию перевезли в тюрьму Wormwood Scrubs с целью обеспечить безопасность документов, если здание в Лондоне будут бомбить. Оказалось, то был не мудрый шаг. Не прошло и года, как тюрьму разбомбили, и многие документы были полностью уничтожены или частично повреждены вспыхнувшим пожаром. А уцелевшие были помещены в водонепроницаемые полиэтиленовые мешки. В 1960-х годах, когда мы стали изучать историю вербовок 1930-х годов, я часто изучал предвоенные документы. То был трудный процесс: приходилось разделять одну от другой поврежденные страницы с помощью пинцета и деревянного ланцета.
После случившейся трагедии в тюрьме Wormwood Scrub, МИ-5 предприняло немало усилий, чтобы эффективно обустроить Канцелярию. Бригадир Харкер, который был всегда «на вторых ролях», являясь заместителем сэра Дэвида Петри в военное время, в одночасье стал «протагонистом» — идеальным администратором, когда взял на работу Гарольда Поттера — эксперта в решении всяких разных подобных задач, с тем чтобы реорганизовать Канцелярию. Поттер оказался превосходным специалистом. Он имел ясный, методичный ум и желание «засучив рукава» реализовать приказ, невзирая на хаос военного времени.
*«Большая игра» = геополитическое соперничество между Британской и Российской империями. Выражение the Great (Grand) Game впервые использовал офицер на службе Ост-Индской компании Артур Конолли. В широкий оборот термин был введён Редьярдом Киплингом в романе «Ким».
В 1955 году Поттер был далеко в преклонном возрасте, однако он с превеликим удовольствием мне всё показывал и рассказывал. Канцелярия размещалась в центральном холле, там же находилась главная картотека и сами папки с документами. В комнатах, выходящих из центрального вестибюля, хранилась другая картотека — на сотрудников. Вторые экземпляры всех документов и картотеки были, как положено, пересняты на микропленку и находились на особо охраняемом МИ-5 складе в курортном городке Челтнем, с тем чтобы избежать повторения катастрофы, что произошла в Wormwood Scrub. Oфис самого Поттера располагался в дальнем углу Канцелярии и считался образцом порядка.
«Прошу тебя, Питер, возвращай сразу взятые документы, пожалуйста! Не хочу бегать за тобой, как я это делаю с некоторыми «паразитами»!»
Его можно было принять за добренького библиотекаря провинциального городка. К разочарованию Поттера, я оказался одним из злостных нарушителей порядка Канцелярии; я регулярно задерживал у себя множество папок одновременно. И все же я никогда, надеюсь, никогда не был таким «плохим», как Миллисент Багот – легендарная старая дева из отдела F; она держала папки по «Коммунистическому Интернационалу» десятилетиями. Я всегда подозревал, что именно Миллисент послужила прототипом героини шпионских романов Джона ле Карре – Конни Сакс. Она была немного «с приветом», но с невероятным интеллектом и памятью на факты и документы. Поттер и его преемники были в отчаянии от Миллисент. «Остается надеяться, что мы получим обратно все документы, когда она выйдет на пенсию», - бывало, шептал Поттер себе под нос после очередного требования из отдела F на особо объемную папку.
Канцелярия всегда меня поражала. Бывая там, меня одолевало чувство возбуждения и навязчивое предчувствие, что где-то на «холодных» страницах документов проступят вдруг еще «теплые» следы в ожидании «погони» или расследования. Поттер объяснил мне, как правильно помечать папку, чтоб показать, что она была получена и с ней работали, т. е. взята/сдана. Он разработал схему хранения документов таким образом, что каждая папка располагалась в хронологическом порядке, с названием документа и приложениями к нему (справа), а индекс и краткое описание располагались (слева) для быстрого доступа.
Вся система зависела от точности и порядка сортировки. Когда сотрудник хотел что-то зарегистрировать, он должен был одобрить это у одного из заместителей Поттера. Очень часто требования на выдачу папки отклонялись из-за неопределенности запроса. А когда сотрудник хотел извлечь папку, он заполнял специальный бланк. Запросы «на поиск» всегда фиксировались, и, если запрос о каком-либо человеке фигурировал более одного раза, то на него автоматически открывалось дело. В Канцелярии содержались 3 базовые категории папок. Первая категория – это папки с личными досье сотрудников (PF), которые были цвета буйволовой кожи, организованные в алфавитном порядке. Насчитывалось около 2 млн. личных дел, когда только я пришел на службу в 1955 году. Цифра долгое время оставалась неизменной и начала резко расти в конце 1960-х — начале 1970-х годов из-за подъема воинственности в среде студенческой молодежи и в промышленности.
Потом – тематические/оперативные папки, такие как, например, по Коммунистической партии Великобритании. Тематические папки часто «загоняли» в несколько томов и тщательным образом соотносили с PF-досье сотрудников. И, наконец, была еще одна категория папок – «Список Досье» (List File), цвета утиного яйца. Эти папки, по большей части, содержали материал, собранный во время особых случаев, которые нельзя было так просто разместить ни в одной из двух предыдущих категорий. Они находились в боксах оперативного хранения (Y-boxes). Таким способом были изолированы особо деликатные дела от общего доступа.
Например, все досье на подозреваемых в шпионаже находились в «боксах», также как и на многих перебежчиков. Сотрудник мог получить материалы из оперативного хранения боксов, только обладая «допуском» к содержимому, полученным от надзирающего офицера, а иногда от самого генерального директора.
«Сохранность документов — очень важная вещь», — говорил Поттер и предупреждал, что ни при каких обстоятельствах нельзя изымать документы из папки без письменного согласия старшего офицера. Святое отношение к документам — это то, что «вколачивалось», и совершенно справедливо, в мозги каждого сотрудника с самого начала службы.
Нужную папку можно было найти, используя картотеку. Поттер разработал систему механического поиска индексов. Каждая карточка была классифицирована рядом перфорированных отверстий для идентификации категории папок, к которым она принадлежала. Чтобы найти категорию папок – например, найти русского агента разведки, использующего несколько шпионских псевдонимов, сотрудник извлекал главную карточку, соответствующую этой категории. Длинные иголки проходили сквозь дырки главной карты, чтобы определить наличие возможных других карточек, подходящих к той же группе. Затем нужно было искать вручную. То было весьма старомодным занятием, но оно работало, и означало лишь одно, что МИ-5 сопротивлялось внедрению компьютеризации, хотя давно следовало бы это сделать.
Помещение Канцелярии «кишмя кишело» тележками, перевозящими папки с канцелярских полок к специальным лифтам. Тележки бегали по рельсам, так что папки можно было быстро доставлять прямо в руки оперативных сотрудников, работающих на верхних этажах: отдел F — на первом этаже, отдел Е — на втором, отдел D — на третьем и четвертом, и отдел А — на пятом. В Канцелярии работало огромное количество девушек, которые обеспечивали эффективную доставку папок по всему зданию, а также выполняли нелегкую работу по сортировке, проверке и регистрации документов. Во времена Келла «Королев Канцелярии», как их прозвали, принимали на работу или из семей аристократии, или из семей сотрудников МИ-5. Келл по-простому верил, что это была наилучшая проверка из всех. Дебютантки были очень хороши собой и к тому же богаты, что послужило причиной большого количества браков сотрудников: до такой степени большого, что стало чем-то вроде шутки говорить, что средний срок службы какой-нибудь «Королевы Канцелярии» составлял 9 месяцев — столько времени ей требовалось, чтоб забеременеть.
К началу 1970-х годов наполнение штатом Канцелярии стало главной проблемой МИ-5. Там уже работало более 3 тысяч девушек, но с ростом количества документов в то время требовалось без конца увеличивать количество персонала. Открыто рекламировать вакантные рабочие места считалось невозможным. Вдобавок ко всему, становилось всё труднее нанимать такое количество девушек, не говоря уже о том, как всех должным образом проверить. По крайней мере в одном известном случае Коммунистическая партия сумела «внедрить» свою девушку в Канцелярию, но ее скоро «раскрыли» и тихо, без шума уволили. Именно эта проблема, более чем всеобщее недовольство давно устаревшей системой регистрации документов, наконец, заставило МИ-5, хоть и запоздало, произвести компьютеризацию Канцелярии.
Под Канцелярией располагался Подвал, который использовали, как и положено, под разные складские помещения, там же находилась и мастерская Лесли Джаггера, который работал с Хью Уинтерборном в отделе А-2. Джаггер был одним из многочисленных «агентов» Камминга. Этот огромный, широкоплечий, отставной старшина, который служил вместе с Каммингом когда-то в Rifle Brigade, отчего-то носил неизменно черный костюм гробовщика.
Джаггер служил в МИ-5 техническим рабочим по «скользким» делам и, должно быть, немного ревновал меня, когда я только пришел, но никогда не подавал вида, вскоре мы с ним стали большими друзьями. Джаггер владел невероятным набором умений, из которых наибольшее впечатление производило его открывание замков без ключа. В начале моего обучения я посетил одно из его программных занятий, которое он проводил для МИ-5 и МИ-6 в мастерской. Его подвальная комната была битком набита связками ключей — буквально тысячи связок ключей, пронумерованные, висели рядами на каждой из стен. Джаггер объяснил, что МИ-5 когда-то приобрел или сделал по-тихому оттиски ключей от офисов, отелей и частных домов британцев, и каждый был аккуратно классифицирован и пронумерован. За эти годы таким способом удалось получить доступ практически к любым помещениям по всей Британии.
«Никогда не знаешь, когда понадобится ключ», — объяснял Джаггер, пока я таращился с изумлением на его невероятную «коллекцию».
«Потому первое правило, если собираешься войти в помещение, так это… просто-напросто открой замок отмычкой, и все дела», – сказал Джаггер, начав свою лекцию. «В сущности, невозможно открыть замок, не поцарапав его – и это практически наверняка выдаст обученного офицера разведки. Поймут сразу, что кто-то в помещение входил. Итак, что вам нужно сделать, так это… достать ключ! Ну, …или определить вид замка, или сделать оттиск ключа».
Джаггер продемонстрировал нам и то, как он взламывает различные замки. Замки компании Burmah, применяемые в сейфах Diamond, оказались самыми трудными для взлома. Штифты в них двигаются горизонтально в «личинке», и невозможно открыть никакой отмычкой. Замки Chubb, наоборот, хотя их позиционируют как самые «взломостойкие», были легкой игрушкой в руках Джаггера.
«Вот с такими замками вам придется иметь дело чаще всего».
Он возобновил демонстрацию на механизме американского замка Yale, вставленного в доску, попутно рассказывая, что тот состоит из серии штифтов, сидящих в разных позициях внутри цилиндра. Зубчики на ключе такого замка приводят в движение штифты – толкая шарики вверх и позволяя тем самым ключу крутиться в цилиндре. И тут Джаггер, откуда ни возьмись, достал маленький кусочек проволоки с крючком на конце. Всунул его в замочную скважину и начал двигать им внутри замка спокойными, ритмичными движениями.
«Просто нажимаешь на первый штифт, пока он…» - запястье Джаггера напряглось, а потом ослабло. «Он… не войдет в паз, ну а потом, знамо дело… поднимаешь один за другим».
Его огромные руки сноровисто двигались туда-сюда, как у скрипача в смокинге и бабочке на концерте, напрягались и ослабевали по мере того, как еще один штифт входил в паз.
«Продолжаешь надавливать, пока не поднимешь все штифты вверх…» Он повернул кусок проволоки, и замок вдруг открылся. «Вот ты и попал внутрь… Ясное дело, что ты там собираешься делать, меня не касается».
Мы все дружно посмеялись. Лесли всегда тщательным образом «оберегал» секрет своих профессиональных навыков по взлому замков, тем не менее, я многие годы носил с собой кусок проволоки и отмычку, что он сделал специально для меня.
«Не забывай брать с собой полицейский жетон», — сказал он, когда дал ее мне впервые, и напомнил, что формально я нарушаю закон, имея при себе инструменты взломщика.
«Да уж, меня примут за какого-нибудь обычного садового воришку, скажи?»
Он улыбнулся и пошагал обратно в свою «нору».
Комментарии
Отправить комментарий