3-1 глава Peter Wright The Spy Catcher

The Spy Catcher

3-1 глава

Через несколько дней после совещания у Брандретта в 1949 году мне позвонил Джон Тейлор и пригласил приехать в Лондон, предложив встретиться в парке Сент-Джеймс. И мы встретились на мосту напротив Букингемского дворца. Мне показалось странным вести дела, касающиеся национальной безопасности, вот так – не спеша прогуливаясь и наблюдая за пеликанами и утками, временами останавливаясь, чтобы лицезреть наши отражения на поверхности пруда.

Тейлор был мал ростом, с узкими усиками «карандаш» и серым заострившимся лицом. Он был одним из офицеров связи Монтгомери во времена Северно-Африканской компании и, хотя теперь — «технарь» в Министерстве почт, он сохранил свою военную выправку и резкие командные манеры. На тот момент он руководил техническими разработками для МИ-5 и МИ-6, которые проводил в лаборатории, принадлежащей Специальному Бюро Расследований (SIU) Министерства почт на Доллис Хилл. Тейлор удостоверился, что я в курсе, что он руководитель этого отдела. И сказал мне прямо, что перед каждым — даже непродолжительным — визитом в ставку МИ-5 на Леконфилд Хаус с полковником Каммингом, мне нужно будет встречаться сначала с ним, как с промежуточным звеном. Тейлор предупредил меня помалкивать о «конторе», сказал, что мне дадут статус «внешнего научного советника» и что платить за мои услуги никто не собирается. Следующие несколько лет мы продолжали встречаться в Парке Сент-Джеймс примерно раз в месяц и обсуждали техническую сторону написанных мною докладов, которые я готовил для К. В. Райта — секретаря кабинета Брандретта. (Райт позднее стал замминистра Министерства обороны.)

Тейлор и я – оба выполняли техническую работу. Министерство почт прессовало нас, подгоняя проводить исследования и в области инфракрасного пеленга. И я стал чаще пользоваться ресурсами Военной научно-исследовательской лаборатории по электронике, чтобы изобрести новые микрофоны, и искал способы получения звуковых сигналов от офисной мебели. Я уже был знаком с техническими принципами резонанса из моей работы с подлодками. Когда звуковые волны достигают твердой поверхности, такой как окно или шкаф с документами, создается тысячи гармонических колебаний. Трюк состоит в том, чтобы обнаружить точку, на которой находится минимум искажений для того, чтобы звуковые волны можно было определить как четкий сигнал.

Однажды в 1951 году мне позвонил Тейлор. Он был очень взволнован. «Нас обскакали», – сказал он встревоженным голосом. «Мы можем встретиться сегодня днем?»

Я встретился с ним вечером того же дня в парке на скамейке напротив Министерства иностранных дел. Он рассказал, что в нашем посольстве в Москве британский радист слушал УКВ-приемник в своем офисе, отслеживая трафик русской военной авиации. И неожиданно услышал голос британского авиа-атташе в своем приемнике громко и четко. Поняв, что каким-то образом у атташе было установлено средство прослушивания, он незамедлительно доложил о сложившейся ситуации кому следует. Тейлор и я обсудили, какой тип устройства могло быть задействовано, и организовали поездку радиоинженера дипломатической службы (DWS) по имени Дон Бейли для расследования случившегося инцидента. Я вкратце объяснил Бейли перед его отправкой в Москву, как лучше обнаружить то устройство. Впервые я начал осознавать, насколько недоставало британской разведке технических знаний. У него не было даже подходящих инструментов, и я отдал Бейли свои. Самая тщательная проверка была организована и произведена в нашем посольстве, но ничего не было обнаружено. Русские явно были информированы и отключили прибор.

Опросив Бейли по его возвращении, мне стало ясно, то был не обычного типа радиомикрофон, потому как присутствовали мощные радиосигналы – явно высокочастотной связи, когда прибор работал. Я предположил, что русские, как и мы, тоже экспериментировали с каким-то резонансным устройством. Через 6 месяцев я оказался прав. Тейлор пригласил меня в Парк Сент-Джеймс на еще одну срочную встречу.

Он рассказал, что американские «чистильщики» из Госдепартамента (МИД США) как обычно «санировали» офисы американского посольства в Москве в преддверие визита своего министра иностранных дел. Они использовали стандартный настраиваемый генератор сигналов, чтобы вызвать так называемый эффект «дребезжания», напоминающий шумы, когда радиостанция говорит с кем–либо по телефону, в то время как домашнее радио или телевизор того включены. Именно те «дребезжания» и обнаружили небольшое устройство, заложенное в большую деревянную печать Соединенных Штатов на стене – прямо над столом посла.

Частота помех составляла 1800 МГц, и американцы посчитали, что рабочая частота устройства, должно быть, такая же. Но тесты показали, что устройство было нестабильным и невосприимчивым, когда работало на этих частотах. В отчаянии американцы обратились к британцам за помощью в решении загадки. Каким образом эта «Штуковина», как ее обозвали американцы, работает?

Брандретт договорился, чтобы мне для начала выделили новую тихую лабораторию в Грейт Бэддоу. Именно туда Тейлор с двумя американцами торжественно и привезли эту «Штуковину». Устройство было завернуто в мягкую ватку и лежало внутри небольшой деревянной коробочки, которая походила на ту, в которой хранили когда-то шахматные фигурки. Оно было около 8 дюймов длиной, с антенной сверху, которая была вставлена в резонатор. Внутри резонатора был металлический «грибок» с плоским верхом, которым можно было регулировать мощность. Под «грибком» располагалась тоненькая, как паутина, мембрана, чтобы принимать речевые сигналы, но она оказалась разорванной. Американцы с неудовольствием объяснили, что один из их ученых случайно проткнул ее пальцем.

Разрешение загадки той подвернулось мне совершенно некстати. Противолодочная детекторная система приближалась к своим решающим испытаниям и требовала длительных часов сосредоточенного внимания. Но каждую ночь и каждые выходные я упорно брел через поля на задний двор компании Маркони к моей одиноко стоящей хижине Ниссена*. Так я выкладывался «на полную катушку» целых 10 недель, чтобы сложить тот паззл.

Для начала мне пришлось заменить мембрану. Та «хрень» была частью устройства, которое русские в срочном порядке ввели в эксплуатацию, чтобы заблаговременно установить перед самым визитом американского министра иностранных дел. Они определенно имели какие-то микроскопические зажимные приспособления для установки мембраны. Потому что каждый раз, когда я использовал пинцет, тоненькая пленка рвалась. Наконец, после многочисленных попыток и неудач я сумел сначала установить пленку на место, а потом и закрепить ее. Не идеально, конечно, но устройство заработало.

Затем я измерил длину антенны, чтобы определить, на каких частотах оно резонирует. Оказалось, что 1800 МГц — именно та частота. Но когда я настроил прибор и произвел на нем шумы с помощью звукового генератора сигналов, то его — как и говорили американцы —невозможно было настроить эффективно. И все-таки после 4 выходных я понял, что мы исследовали ту «хрень» вверх ногами. Мы прикидывали, что металлическую пластину нужно было открутить, чтобы увеличить резонанс, в то время как на самом деле, чем плотнее пластина была прикручена к «грибу», тем сильнее была его чувствительность. Я потуже закрутил пластину и настроил исходящий сигнал на 800 МГц. И «вещь» начала издавать противный пронзительный звук. Я позвонил отцу и в огромном волнении воскликнул: «Заработала!» «Знаю», — буркнул он. «Ее звук чуть не порвал мне барабанные перепонки!»

Я организовал демонстрацию устройства Тейлору, а уж он привел с собой полковника Камминга, Хью Уинтерборна и еще двух американских «чистильщиков». Мой отец тоже пришел, прихватив одного ученого-самоучку от Маркони по имени Р. Дж. Кемп, который был у них теперь начальником исследовательских работ. Я расположил устройство у дальней стены хижины, а монитор повесил в соседнем помещении так, чтобы сигналы звукового генератора мы услышали, когда он заработает.

Я повернул табло на цифру 800 и… та загадка начала раскрываться. Американцы были просто в шоке от такой простоты. Камминг и Уинтерборн многозначительно молчали. То было сразу после злополучного дела с Бёрджессом и Маклином – переходом на сторону Советского Союза этих двух квалифицированных дипломатов Министерства иностранных дел в 1951 году, что спровоцировало яростное возмущение в США. Потому любая, даже ничтожно малая удача, которая могла продемонстрировать британское превосходство, – понял я в скором времени – имела огромное для них всех значение. Кемп был доволен чрезвычайно, правильно рассудив, что это всего лишь дело времени и Маркони получит контракт на разработку такого же устройства именно в его лаборатории.

«Как скоро «такое» может появиться у нас?» – спросил Камминг.

Кемп и я объяснили, что потребуется не меньше года на изготовление подобного устройства, да чтоб еще и работало надежно, без сбоев.

«Думаю, мы можем предоставить помещение», — Кемп сказал Каммингу. «И, возможно, одного человека дадим в помощники Питеру. Наверное, это поможет получить опытный образец быстрее, но потом тебе самому придется выбивать финансирование…»

«Хм, но мы не можем платить. Ты же знаешь», — ответил Камминг. «Казначейство ни за что не согласится увеличить расходы закрытой статьей».

Кемп многозначительно поднял брови. То был, очевидно, весомый аргумент, который Камминг всегда использовал и неоднократно ранее с тем, чтобы получить услуги задаром.

«Ну, возможно» - я осмелился высказаться. «Если правительство серьезно настроено на создание современного технического оборудования для МИ5 и Ми6, то ему придется выделить деньги открытой статьей».

«Они с большой неохотой пойдут на это», — ответил Камминг, качая головой. «Знаешь ли, ведь нас вообще-то как бы и не существует».

Он посмотрел на меня так, будто его неожиданно осенила неплохая мысль.

«А что, если ты обратишься к Адмиралтейству от нашего имени и попросишь их повлиять на открытое голосование…»

Так я был вовлечен в причудливый метод добычи денег Секретной службой. Что стало моей «головной болью», которая мучила меня вплоть до конца 1960-х годов. Вместо того, чтобы иметь адекватные средства на техническое обеспечение, Секретная служба вынуждена была проводить большую часть послевоенного времени, попрошайничая у упирающихся все больше и больше Вооруженных Сил. По моему мнению, именно этот фактор — более других — повлиял на дилетантизм британских разведывательных служб в недавнем прошлом.

Как договаривались, я начал принуждать Адмиралтейство оплатить расходы на разработку нового микрофона. Я срочно встретился с преемником Брандретта — шефом Военно-морской научно-исследовательской службы — сэром Уильямом Куком. Я знал Кука достаточно хорошо. Это был жилистый, с рыжими волосами человек, с проницательными синими глазами, со склонностью к грандиозным планам. Он был блестящим организатором и положительно переполнен множеством идей. Впервые я имел с ним дело после войны, когда он попросил меня поработать под его началом над опытным образцом проекта Blue Streak*, который в результате остановили, так как у сэра Бена Докспайзера — в ту пору главного научного сотрудника Министерства обеспечения — разыгрался «кризис совести». По иронии судьбы, Кук и сам разделял опасения по поводу ядерного оружия, хотя больше по практическим и политическим соображениям, чем по моральным. Он чувствовал, что Британии нужно поторопиться с созданием А-бомбы, и опасался, что теми темпами, которыми развивается современное ракетостроение, британский военно-морской флот может неминуемо отстать. Он понимал также, я подозреваю, что наша одержимость бомбой была слегка абсурдна перед лицом растущего американского и русского преимущества. Кстати, то было мнение, которое разделяли довольно широкие слои ученых невысокого ранга, что работали на Вооруженные силы в 1950-х годах.

Я объяснил Куку, что новый микрофон, возможно, будет иметь ко всему прочему и дополнительные преимущества разведывательного характера, от которых военно-морской флот только выиграет, если они согласятся финансировать проект. Он улыбнулся на мой прозрачный намек, но к концу встречи все-таки согласился выделить 6 ученых военно-морского флота из своего штата и оплатить специально-выделенную для этой работы лабораторию у Маркони.

Через 18 месяцев мы были готовы продемонстрировать нашу первую «Вещь» под кодовым названием «Satyr». Кемп и я встретились перед парадным входом в штаб-квартиру МИ-5 на Леконфилд Хаус. Хью Уинтерборн встретил нас внутри и проводил в «спартанского» вида офис на 5 этаже, где представил высокому сутулому человеку, одетому в мелкую полоску костюм, который приветствовал нас с кривой ухмылкой на устах.

«Мое имя Роджер Холлис», — сказал он, вставая из-за стола и тряся крепко мою руку. «Боюсь, что генеральный директор не сможет быть сегодня с нами на демонстрации, потому я здесь как его заместитель».

Холлис не был расположен к болтовне. Его пустой стол выдавал человека, который привык быстро решать дела. Без проволочек я раскрыл перед ним принесенные мною «причиндалы»: полный чемодан с радиооборудованием от прибора «Satyr»; и две антенны, замаскированные под обыкновенные зонтики, которые раскладывались и превращались в приемную и передаточную тарелки. Мы расположили «Satyr» в одной из комнат МИ-5, что находилась на улице Саут Одлей, а зонтики — в офисе Холлиса. Тестирование прошло превосходно. Мы слышали абсолютно все — и тестовую речь, и даже поворот ключа в двери.

«Превосходно, Питер», — сказал Холлис, в то время как все продолжали слушать тестирование. «Это просто черная магия какая-то».

Было слышно, как Камминг довольно хмыкает где-то на заднем плане.

---------------------------------------------------------

* Хижина Ниссена — тип сборного полукруглого строения с каркасом из гофрированной стали, который использовался в различном качестве в период 1-й и 2-й мировых войн.

* Blue Streak — британская среднего радиуса действия баллистическая ракета «земля-земля». Проект был прекращен до его завершения.